ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Первый поход на Чернигов. Нежин. Вторичное
занятие Бахмача. Бои под Нежиным. Бахмач,
Батурин, Алтыновка, Кролевец. Повстанческие
отряды. Глухов.
Простоявши в Бахмаче дней десять, Кирасирский полк и наш первый взвод были направлены для занятия Нежина. Спустя два дня после их ухода 2-й офицерский Дроздовский конный полк и наш второй взвод пошли на Чернигов. Первую ночь ночевали в деревне Комаровка, а на следующий день двинулись на железнодорожную станцию узкоколейной дороги Плиски — Чернигов — Бритоны, занятую дивизией червонных казаков. Это были красные украинские казаки, набранные из местного, бывшего когда-то казаками населения; эти части хорошо воевали. В Бритонах их уже не оказалось, они отошли в деревню Дремайловку, куда мы следом за ними двинулись. В Дремайловке произошел небольшой бой, и красные отошли к деревне Вересочь. Мы, было, попробовали преследовать их, но оказалось это невозможным, т. к. вся местность была болотистая и лесистая, весьма неудобная для кавалерийских боев. Переночевав в Дремайловке, [52] на утро, оставив против деревни Вересочь заслон (шестой эскадрон), весь остальной полк и наш взвод пошли в обход. Шли все время лесом — удивительно красивые места. Около двух часов по полудни подошли к деревне N, где стояла одна из бригад червонных казаков, как раз производившая занятия перед деревней. Не выходя из леса, полку было отдано приказание развернуться и атаковать; наш взвод на карьере вылетел вперед и своей стрельбой подготовил атаку.
Картина была поразительная. Между лесом и деревней было приблизительно около двух верст; появление наших эскадронов, выходивших из леса, разворачивавшихся и на галопе шедших на деревню, привело в панику всю бригаду, которая почти не сопротивляясь отошла, но заметив незначительность нашего отряда, перешла в контратаку. У нас в распоряжении было пять эскадронов: один охранял тыл, два были посланы влево, один вправо с моим орудием, а один оставался на месте и при нем другое орудие. На них как раз повел атаку целый полк красных. Орудие наше стреляло на расстоянии полуверсты, а эскадрон перешел в атаку и сбил большевиков. В это время мое орудие с эскадроном подходило к большой почтовой дороге (шляху) Нежин — Чернигов, по которой двигалось около дивизиона кавалерии. Не будучи уверены, что это красные и предполагая, что это может оставленный заслоном эскадрон, продвинувшийся вследствие отступления большевиков, мы не стреляли, а послали разъезд для выяснения. Расстояние, нас отделявшее от остановившейся кавалерии, было меньше версты. Они тоже выслали разъезд, и мы с напряжением ожидали их сближения. Вдруг раздались выстрелы, и разъезды понеслись в разные стороны. Моментально [53] я открыл огонь, а эскадрон пошел в атаку — большевики обратились в бегство, на них всегда действовала смелость нашей кавалерии, не считавшейся с числом противника и всегда первой атаковавшей.
В самый разгар моей стрельбы вдруг чувствую, взводный хватает меня за руку. Повернувшись, увидел двух червонных казаков в огромных черных папахах, в черных же черкесках с красными башлыками, стоявших совсем рядом со мной и с ужасом глядевших на мои погоны. Несколько солдат по моему приказанию моментально вскочили на коней, но красные, оправившиеся от своего испуга, уже скакали прочь, но им не удалось уйти — оба были взяты в плен и так как добровольно не сдавались — расстреляны. Забавная история, характеризующая весь этот бой, где разобраться в обстановке было очень трудно. Большевики не были разбиты, но отступили.
В этот день мы понесли довольно большие потери, раненых пришлось везти с собой, так как связи с Нежином не имели. Мы переночевали в деревне N, а на утро пошли на деревню Слободка в 18 вестах от Чернигова. Весь этот день прошел в боях; большевики подвели подкрепление — еще около двух полков пехоты из Чернигова с тяжелой артиллерией. У нас запас патронов и снарядов, взятых с собой, подходил к концу. Были минуты весьма неприятные, два раза за этот день мы на руках оттягивали орудия, т. к. подвезти передки было невозможно из-за сильнейшего обстрела. К вечеру командир полка полковник Тапрон де-ля-Ре решил отойти к Нежину пополниться патронами и снарядами, сдать раненых и снова начать наступление. Переночевали мы снова в N, а на следующий день пришли в деревню Веркиевку в 10 верстах [54] севернее Нежина, где и остановились, и там ожидали подхода артиллерийского транспорта.
Я вместе с полковником бароном Фитингофом поехал в Нежин повидать командира батареи, бывшего при первом взводе. Узнали следующее: на второй день занятия Нежина большевики — бригада червонных казаков — под командованием бывшего полковника Генерального штаба Крапивянского ворвалась в город и только благодаря своей нерешительности не захватила весь гарнизон. Нашему взводу, стоявшему на окраине города, пришлось пробивать себе дорогу, чтобы не попасть в плен. Все местные евреи стреляли в нас из окон домов, причиняя нам крупные потери. Части собрались около вокзала, откуда перешли в контратаку и к вечеру очистили город. Начался страшный еврейский погром, продолжавшийся около трех дней. Во время набега красных повозка со всеми офицерскими вещами, которую не успели вовремя запрячь и увезти, попалась большевикам, разграбивших ее дочиста.
В Нежине были захвачены артиллерийские мастерские и большие склады артиллерийского имущества, что было очень кстати для нас, т. к. наша амуниция и некоторые части орудий сильно истрепались и требовали починки и замены. По этой причине первый взвод, успевший отремонтироваться, заменил нас в Веркиевке, а мы перешли в Нежин, где усиленно занялись приведением в порядок материальной части.
Всего лишь неделю пришлось нам простоять спокойно, т. к. в это время большевики отбили у нас Бахмач. Кирасирский полк с нашим взводом был вызван в подкрепление. Мы погрузились в эшелоны, не доезжая одной станции до Бахмача выгрузились и заняли деревню (не помню ее названия) севернее железной [55] дороги. В 10 верстах южнее нас стояли 2-й Гвардейский и 3-й Конный полки и наша 2-я батарея. Дня через четыре после нашего прибытия они перешли в наступление, снова заняли Бахмач и продвинулись до Батурина. Мы же прямо пошли на станцию Дочь линии Бахмач — Гомель и, разбив красных около этой станции, повернули на город Борозну, и снова подошли к станции Бритоны, где основательно окопался противник. Целый день безрезультатного боя под проливным дождем с холодным ветром.
На ночь мы отошли в деревню Комаровка, откуда я на следующий день с рассветом был послан с испортившимся орудием в Нежинские артиллерийские мастерские. Погрузился я в Плисках и к вечеру был в Нежине. Исправленное в один день мое орудие было оставлено при первом взводе. Большевики отбили нас от Чернигова и заняли Веркиевку. Наши войска — 2-й офицерский Дроздовский конный полк, наш первый взвод и прибывшая из-под Киева пятая Гвардейская бригада со своей артиллерией — не могли с ними справиться: Веркиевка была занята китайцами и латышами. Наши ежедневные атаки отбивались со значительными для нас потерями. Наконец 15 сентября, выезжая по обыкновению к Веркиевке, командир батареи определенно заявил, что если остальные части не могут выбить большевиков, то это сделает наша батарея. Мы на рысях выехали вперед, на расстоянии около двух верст от деревни построили фронт и перешли в галоп. Пройдя еще около версты под сильным обстрелом, снялись с передков и открыли беглый огонь по окопам большевиков. Пехота наша, оставшаяся далеко позади, начала наступать, красные не выдержали — мы заняли Веркиевку. [56]
На следующий день 2-й офицерский Дроздовский конный полк с нашими тремя орудиями был послан в рейд, чтобы окончательно выбить большевиков из-под Чернигова. Мы вышли к Десне, завернули на юго-запад и заняли с севера Вересочь. Был бой, вследствие которого красные отошли к Чернигову. После того мы были отведены в резерв в деревню Дремайловку.
В это время 2-й офицерский Дроздовский конный полк вышел из состава 2-й кавалерийской дивизии, которая после удачного наступления форсировала Десну у Батурина и заняла деревню Алтыновка. Мы получили приказание немедленно туда отправиться. По железной дороге мы доехали до Бахмача, где нашли нашу хозяйственную часть, заменили некоторые части в амуниции, раздали солдатам обмундирование и белье и тронулись дальше на Батурин. Последний, как известно, был летним местом пребывания гетманов. До сих пор сохранились руины замка последнего гетмана левобережной Украины графа Разумовского, представляющие поразительную по красоте картину.
Переночевали мы в Батурине, на следующий день достигли деревни Алтыновка, где стоял штаб 2-й дивизии. Здесь соединились с первым орудием второго взвода, все воевавшим, и с Кирасирским полком. 1-я бригада с нашей второй батареей заняла г. Воронеж (Черниговской губернии) и несла охранение по Десне, а 2-я бригада стояла на месте, поэтому нам удалось во время стоянки (продолжавшейся около 10 дней) хорошенько подучить солдат и произвести несколько конных учений.
Чернигов был занят с помощью присланного на подкрепление Белозерского полка; 1-й корпус занял Орел, 1-я кавалерийская дивизия заняла Глухов и, [57] оставив в нем один полк, вела упорные бои в районе г. Севска. Нашей дивизии приказано было продвинуться на северо-восток и занять г. Кролевец. Это произошло в самом начале октября. Город Кролевец маленький уездный городишко, батарея разместилась довольно хорошо, офицеры поселились в удивительно уютном стареньком помещичьем доме — такие дома можно найти только в средней полосе России. Нашими хозяйками были сумасшедшая старуха лет семидесяти и ее сестра немногим моложе. Из Кролевца пытались форсировать Десну, но это было совершенно невозможно, т. к. условия местности, большие болота и леса не позволяли действовать кавалерии, ко всему этому северный берег Десны сильно был занят красными.
В десятых числах октября дивизия перешла в Глухов.
Здесь надо упомянуть о большевистских повстанческих отрядах, действовавших в районе Чернигова, Кролевца и Глухова. Большей частью они были составлены из местных жителей под предводительством жидов и присланных специально для этого из совдепии комиссаров. Все население этих местностей спокон веков славилось своими разбойническими наклонностями, достаточно вспомнить, что на эту местность распространяются отроги брянских лесов. Население чрезвычайно темное, некультурное, деревни расположены в глухих местах; людей этих легко было поднять в ту и другую сторону.
До нашего прихода здесь действовали известные повстанческие отряды некого атамана Ангела, впоследствии присоединившегося к нам. Из действовавших же против нас в данное время большевистских повстанческих отрядов самый известный был отряд [58] Шубы — уголовного преступника, сосланного за грабеж в Сибирь до революции. Борьба с этими отрядами была очень трудной, определенного местопребывания и состава они не имели, а собирались по мере надобности, в свободное же время уходили в свои деревни, где занимались своим делом. Сочувствующее нам население боялось их выдавать, т. к. они страшно мстили за подобные доносы — сжигали дома и вырезали целые семьи. Приходилось постоянно быть начеку и готовым отразить их налеты. Они портили железные дороги, взрывали мосты, разрушали полотно.
Приблизительно в это же время вытесненный из Екатеринославской губернии Махно перебрался в Полтавскую губернию и даже занял на короткое время Полтаву. Тогда же кубанцы были оттеснены из-под Саратова и бои шли в районе Царицына; Орел был оставлен добровольческой армией. Начались сильные морозы, способствовавшие распространению эпидемии возвратного и сыпного тифа. Ни в одной деревне не было дома, где бы мы не находили больных тифом; всякая медицинская помощь отсутствовала и большой процент больных умирал.
В Глухове мы сменили стоявший там полк 1-ой дивизии; из состава нашей же дивизии 3-й Конный полк был оставлен для защиты Кролевца и потому малочисленность наша не позволяла перейти в серьезное наступление. Два раза Кирасирский полк с нашей батареей продвигался до Десны и почти подходил к Шостинским заводам. Красивые бои происходили при занятии деревни Сабичев в 25 верстах севернее Глухова. Она расположена в небольшой ложбине, войска наши, поднявшись на доминирующий над долиной гребень, с налета сбивали красных и врывались в деревню. [59] Оба раза брали приблизительно по 300 человек пленных, коммунистов и жидов расстреливали, остальных распределяли по частям. Но, к сожалению, долго держаться во вновь занятых местностях нам не удавалось, т. к. большевики, превосходящие во много раз своей численностью, не рискуя атаковать нас, все время грозили нас отрезать. Мы заняли также город Ямполь, но провели там всего один день и отступили по тем же причинам обратно в Глухов. Сюда на базар стекалось со всех сторон масса крестьян, приезжавших за сотни верст из совдепии для покупки соли, которой у них вовсе не было. Подобные поездки сопряжены были для них с немалой опасностью; большевики их ловили и подчас расстреливали. От них мы получали много ценных сведений о том, что делается в совдепии.
Наконец в самом конце октября большевикам удалось собрать соответствующее число наличных сил и они два дня кряду атаковали Глухов, но были отбиты с большими для них потерями, причем взято много пленных и пулеметов.
Чтобы противодействовать дальнейшему наступлению красных, начальник дивизии решил самим на следующий день повести наступление. Утром 31 октября мы продвинулись до деревни Усмань в 20 верстах на северо-восток от Глухова. Эту деревню заняли разведчики нашей батареи; т. к. кавалерия медлила, командир батареи приказал им идти в атаку. Красные отступили, мы же к вечеру вернулись обратно в Глухов. Но ночью большевики, прикрываясь туманом и темнотой, начали вновь наступать. Ввиду затруднительности ночных действий для кавалерии начальник дивизии приказал очистить город и отойти в деревню [60] Сучья Слободка в 12 верстах южнее Глухова, чтобы с рассветом перейти в наступление. Полковник Лагодовский уговаривал этого не делать, говоря, что город можно удержать и ночью, но его не послушали и войска стали отходить. Тогда Лагодовский отправив три орудия с отступающими, сам с разведчиками в числе около 30 человек и четвертым орудием остался в городе и до 3 часов ночи продержался, отстреливаясь от красных. С этого отступления от Глухова начинается наш отход на Кубань, произошло это в ночь с 31 октября на 1 ноября 1919 года.